В мире множество стран, в которых на официальном уровне используется несколько языков. При этом языки могут иметь идентичный статус на всей территории государства, или признаваться официальными на пространстве какого-либо региона. Механизмов разграничения здесь множество – столько же, сколько и примеров таких государств.

К примеру, по два официальных языка в Канаде (английский, французский), в Финляндии (финский, шведский). На трех языках говорит население Бельгии и Великобритании. В ЮАР и вовсе официальный статус имеют 11 языков, а каждый житель страны свободно владеет минимум тремя языками. Десятки государств мира смогли эффективно решить вопрос многоязычности своего населения. В этой призме еще более странными кажутся споры вокруг русского языка в Центральной Азии.

Во всех странах Центрально-Азиатского региона русский язык имеет давние исторические и культурные корни. К слову, путь кириллического алфавита на территории Средней Азии берет свое начало еще с середины XIX в. Уже в 1906 г. кириллица впервые была официально применена к киргизскому и казахскому языкам. При этом советский период Центральной Азии характеризовался развитием образования, культуры и национальных языков коренных народов, а русский язык получил статус «межнационального общего языка».

Сегодня отношение к русскому языку в странах Центральной Азии нельзя назвать однозначным. В Казахстане и Кыргызстане русский является официальным языком, в Таджикистане – языком межнационального общения. В Узбекистане и Туркменистане русский язык не имеет официального статуса. Отчасти это объясняется естественными центробежными процессами в рамках постсоветского национального строительства. Каждая страна выстраивает языковую политику исходя из исторических особенностей и с ориентацией на будущее, что, безусловно, вполне нормально. В то же время, мировые примеры показывают, что развитие суверенного государство вполне успешно может проходить и в полиязычной среде.

Гораздо более опасными являются факторы, которые в виде надстроек накладываются на процесс национального строительства. Примером может стать конъюнктурный популизм политической верхушки. Так, нередко тезисы о необходимости снижения доли русского языка в общественной жизни страны звучат из уст политиков, стремящихся повысить собственное влияние и политический вес. Особые риски здесь связаны и с внешним вмешательством в политические «языковые» игры. Не секрет, что отход от русского языка и латинизация стран Центральной Азии соответствует стратегическим интересам государств Запада, а также Турции и других акторов. Финансовые вливания этих интересантов, помноженные на готовность политических и общественных деятелей участвовать в депопуляризации русского языка, приводят к некоторому парадоксу. Дело в том, что спрос на изучение русского языка в странах Центральной Азии имеет тенденции к росту.

Уже больше века русский язык в СССР и ныне на территории постсоветских государств выполняет функции языка науки, культуры и межнациональных коммуникаций. Зачастую, даже тюркоязычные народы Центрально-Азиатского региона предпочитают использовать русский в общении с представителями другого, пусть и родственного тюркского этноса. Важными являются и факторы экономического взаимодействия как между соседями по региону, так и с Россией и другими государствами евразийского блока. Иными словами, сегодня на русском языке «общается» и бизнес. Наконец, для стран Центральной Азии все еще актуальны вопросы трудовой миграции – знание русского приносит выгоды и для мигрантов.

Ценность родного языка, конечно, неоспорима. От уровня владения родным языком зависит национальное самосознание, сохранение традиций и развитие культуры. Однако все это не отрицает важности популярности других языков. Так, помимо русского, наиболее значимыми в регионе можно назвать и английский, и китайский, и ряд других языков. При этом по историческим причинам государствам Центральной Азии не нужно выстраивать систему обучения русскому языку «с нуля» – он уже является языком межнационального общения. В связи с этим снижение доли его носителей в странах региона можно будет назвать добровольным отказом от уже существующего конкурентного преимущества многоязычности.